Интервью с Андреем Владимировичем Березкиным

«Уходят близкие люди, и в какой-то момент я сказал: «Ушли все мои наставники»», - Андрей Владимирович Березкин вспоминает своих педагогов и наставников, студенческие годы и советует молодому поколению не утыкаться в гаджет, а общаться с выдающимися преподавателями, пока они живы.

- Андрей Владимирович, почему вы выбрали профессию педагога и чем она вас привлекает?

- Со школьной скамьи я был окружен преподавателями самой высокой марки. Они очень многому меня научили, даже не обратив в свои предметы. Я не стал математиком, хотя у нас был блистательный преподаватель, не стал художником, не пошел по пути инженера-чертежника, хотя сейчас я пишу очерк о своей учительнице черчения и рисования. У меня была просто гениальная преподавательница, и я хочу рассказать о её методике, о том, что она делала для нас. Я уже начал этот очерк, понимаю, что близится конец года, посвященный педагогу и наставнику, и надо его завершить. Я очень благодарен тем, кто меня учил в школе.
В гости к моей матушке приезжали её соученицы из педагогического института, говорили о школе и преподавании. Я видел, какие они достойные люди, как много знают, с ними можно говорить обо всем.
Конечно, годы учебы в университете сблизили меня с высококлассными учеными историками, искусствоведами и одновременно блистательными преподавателями. Я смотрел за реальной практикой лекторов, и у каждого из них я мог подметить какую-то черточку, которая очень мне близка и может быть мной использована.
Например, историк искусства Александр Николаевич Немилов учил нас тому, что самая сложная богословская идея Средневековья всегда может быть разъяснена слушателю с помощью сопоставления с современным ей изображением. Когда мы смотрим на картинку, мы яснее понимаем то, над чем мучились и за что бились богословы и философы. Поэтому Александр Николаевич всегда приносил на лекции слайды иногда не самых великих художников, но именно на их произведениях он объяснял сложные материи. Я стал использовать это.
По распределению я поехал работать на Дальний Восток и вдруг обнаружил, что те, кому я читаю, не представляют, о чем я читаю. Сначала я приносил на лекции карты, схемы, но никто не представлял, как выглядят места, о которых я рассказываю, например, крепость, которую осаждали в крестовых походах. И я стал изготовлять слайды, которые очень четко объясняли слушателям то, о чем я хочу донести, рассказать.
Когда же я вернулся в город своей студенческой юности Санкт-Петербург, то увидел, что студенты питерских вузов не могут выдержать один словесный поток лектора, им тоже необходимо показывать все в образах, потому что внимание к тексту, к каким-то логическим конструкциям они удерживают не более двух-трех минут. На пятой минуте они мыслями уже улетели в город Париж, а я здесь перед ними что-то говорю. И ко всем предметам, которые сейчас читаю, я стал разрабатывать видеоряд.

- Кто из великих историков у вас вызывает особое восхищение?

- Сейчас просто какой-то мрак вокруг меня. Я мгновенно отозвался на приглашение в Магнитогорск к людям, которые стали для меня очень близки в том году, потому что я просто хочу видеть, что те, кто рядом со мной, живы, здоровы, что у них есть какое-то развитие.
Уходят близкие люди, и в какой-то момент я сказал: «Ушли все мои наставники». Их так много ушло, что я просто даже оплакать не могу это, слез нет, такое ужасное ощущение.
Кода я произнес эту роковую фразу, меня обожгло. Все-таки жива одна моя наставница – Людмила Ильинична Киселева. Она – живое олицетворение традиции, которая связывает нас с дореволюционной историографией, с началом палеографии в России.
Так случилось, что во время Великой французской революции крестьяне жгли все монастырские архивы, и ценные рукописи, и средневековые книги, – все это летело в костер. Они боялись, что там записаны их повинности. И скромный секретарь русского посольства Дубровский скупил две телеги ценнейших средневековых французских рукописей. Он не мог их вывезти морем, поэтому вез по суше через всю Францию и Германию. Потерял на границе один из этих возов, и кто-то его благополучно оставил себе, но целую телегу он довез до Санкт-Петербурга. За символическую сумму передал императорской публичной библиотеке с условием, что он будет их описывать. Поскольку он не был профессиональным палеографом, эту работу не завершил, и все наши великие историки понимали: это долг русской исторической науки – описать, систематизировать самое уникальное за пределами Франции собрание средневековых французских рукописей. Но для этого нужен специалист по палеографии, по средневековому латинскому письму. И подававшую большие надежды слушательницу Высших женских курсов (Бестужевских) Ольгу Антоновну Добиаш,(в замужестве Добиаш-Рождественскую) послали в Париж в Школу Хартий, где учили палеографии, чтению и исследованию средневековых латинских документов. Она стала выдающимся, мирового уровня палеографом, вернулась в Россию, описала коллекцию императорской публичной (затем государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина, ныне Российской национальной библиотеки) воспитала ученицу Александру Дмитриевну Люблинскую, автора учебников по палеографии, а та воспитала Людмилу Ильиничну Киселеву, которая меня учила.
Я в ряд этой выдающийся троицы не вписываю себя, я палеографом не стал, но такие горизонты знаний и умения читать рукописи они для меня открыли, что, конечно, я просто стал боготворить Людмилу Ильиничну.
Первую книгу Добиаш-Рождественской о французском приходе XIII века сначала издали во Франции, в России читателей у неё не было. Александра Дмитриевна уже большим тиражом издавала свои книги, а у Людмилы Ильиничны появилась книга, изданная стопятидесятитысячным тиражом. Вы понимаете, за 3 поколения ученых какой зримый рост их влияния и плодовитости.
Безусловно, хочется вспомнить своего непосредственного наставника - Валентину Владимировну Штокмар, которая занималась средневековой Англией и написала изумительный учебник в результате многолетнего чтения курса «История Англии в Средние века». Она очень тонкий исследователь, её первая диссертация была посвящена английской литературе, а до конца своих дней она иногда давала темы по английской балладе наиболее интересующимся студентам.
Я вспоминаю человека, который не являлся моим научным руководителем, но я слушал все его курсы и читал все, что только он публиковал, – это член-корреспондент Академии Наук Виктор Иванович Рутенбург, наш крупнейший специалист по Италии эпохи возрождения. Будучи ведущим в 60-70-е годы специалистом по экономической истории, Рутенбург интенсивно исследовал сам и побуждал своих учеников исследовать основные тендеции развития духовной культуры Италии и Европы раннего Нового времени
В нем очень ценно было то, что он пытался развеять многочисленные историографические мифы. Он считал, что не стоит подходить к какой-то концепции, как к тексту Священного Писания, которое ты не можешь оспорить. Загляни в глубь, поскреби немного наросты, и можешь обнаружить абсолютно другую картину.

- С какого года вы начали преподавать?

- Со своих аспирантских годов. У аспирантов была практика в объеме шестидесяти часов, но по факту они читали одну-две лекции, которые им засчитывали за полноценную практику.
В тот год, когда я проходил практику, мои коллеги по кафедре истории Средних веков получили возможность отправиться в длительные научные командировки. И, конечно, преподавателей не хватало, поэтому к нам, аспирантам, обратились с просьбой взять семинарские и лекционные занятия.
В тот момент, честно говоря, как педагог я был в эмбриональном состоянии, но понимал, что лучше пройти практику сейчас, чем потом восполнять упущенное. К моменту выхода из аспирантуры у меня был уже готовый запас: отработаны лекционные и семинарские занятия по Средним векам.

- Сравните студентов того времени (80-х годов) и студентов, которые сейчас перед вами. Есть какая-то разница?

- Безусловно, есть. Школа той поры готовила основательно, и человек приходил в институт с базовой эрудицией, которая позволяла читать, не пускаясь в пляс, вполне сложные вещи, апеллируя то к одному предмету, то к другому. И все понимали, о чем я говорю.
Сейчас есть огромные пробелы в школьном образовании, к великому сожалению. Не всегда семья приучает к чтению, но это не снимает ответственности с преподавателя.
И я хотел бы еще вот какую вещь сказать. В студенческие годы я понял одно: нужно подходить к тому преподавателю, который тебя заинтересовал. Просто подойти и сказать, что ты хочешь заниматься.
Но как правильно сформулировать тему, где найти посильную для себя тему? У нас на кафедре были ярчайшие преподаватели, и к ним иногда, как на огонь мотыльки, летели умненькие студенты, а темы, которые им давали научные руководители, были просто неподъемными для них. Не хватало ни мозгов, ни усердия, ни крепкого зада, чтобы что-то преодолеть зубрежкой. И любовь с первого взгляда в яркую персону (в преподавателя) кончалась ничем: дипломом троечным, за который из-за почтения к научному руководителю, ставили четверку.
А вот Валентина Владимировна обладала удивительным педагогическим даром, она как-то взглядом просекала человека и понимала, каковы его возможности, и долго, иногда месяц, а то и полтора, она размышляла о теме. Давая тему, она должна была знать, какова источниковая база, как она представлена в библиотеках Ленинграда, интернета тогда же не было, и получалось, что тема не просто заинтересовывала студента, но и была ему посильна.
Даже сейчас при слабой стартовой подготовке надо подходить к научному руководителю, чтобы заниматься с ним индивидуально. Все-таки в отличие от массовой школы, каких-то училищ, ПТУ, университет предоставляет уникальную возможность.
Например, на лекции к Светлане Юрьевне Крицкой подошла слушательница и попросила с ней встречи по вопросам индоевропеистики, сказала, что подъедет с мужем. Оказывается, это – археологи, раскапывающие Аркаим, они интересуются не только вопросами археологии, но и в целом индоевропейской проблемой. Мы провели с ними целый вечер, и у меня возникло такое чувство, что вернись мы сейчас в Санкт-Петербург, таких собеседников, которые блистательно знают материальную культуру, знают всю историю одомашнивания коня, его упряжи, мы не найдем. Мы увидели, что люди в развитии, они заинтересовались этой проблемой, сначала познакомились с археологами, потом увидели, что проблема гораздо больше, и начали её изучать.
Очень важно, чтобы новое поколение не сидело сложа руки и не утыкалась в свой гаджет, а шло к живому человеку. Ведь иногда эти живые люди оказываются последними, дальше за ними нет никого или есть, но где-то далеко, и с ними можно не встретиться. Поэтому надо использовать такие возможности.
Мы просто в восторге были от нашей прошлогодней и нынешней поездки в Магнитогорск, потому что встретились и в университете, и в консерватории с нашими коллегами – людьми высочайшего образования, которые учились у весьма чтимых нами ученых.