ПРАКТИКИ АНТИСЕКТАНТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ И СТЕПНОМ КРАЕ В НАЧАЛЕ ХХ в.
14.01.2023
Епископ Магнитогорский и Верхнеуральский Зосима (М.А. Балин)
ПРАКТИКИ АНТИСЕКТАНТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
И СТЕПНОМ КРАЕ В НАЧАЛЕ ХХ в.
Аннотация. В статье, на материалах официального делопроизводства и периодической печати, выявляются практики антисектантской деятельности Русской Православной Церкви в губерниях и областях Западной Сибири и Степного края в период массового аграрно-переселенческого движения начала ХХ в. В процессе исследования раскрываются причины и обстоятельства распространения сектантства (штундо-баптизма) в сообществе российских переселенцев, обосновывается содержание церковного антисектантского дискурса как реакции на религиозный индифферентизм и духовную неустойчивость народных масс. Установлено, что в рамках государственной антисектантской кампании Русская Православная Церковь в Западной Сибири и Степном крае выработала достаточно рациональный алгоритм противодействия «нетерпимым», в том числе баптистам, что выражалось в предметном поиске и объяснении причин масштабного влияния сектантов на православное население, а также конструировании чёткого плана, реализация которого была призвана первоначально снизить, а впоследствии полностью нивелировать влияние сектантов на православную паству. К числу наиболее эффективных инструментов противоборства с сектантством относилось: материальная и административная поддержка священнослужителей, проведение бесед, в том числе внебогослужебных, с прихожанами, организация кружковой деятельности. В результате Русской Православной Церкви удалось выстроить эффективные алгоритмы сотрудничества с имперской властью в реализации религиозной политики, сохранить авторитет в глазах православной паствы, уменьшить последствия революции
1905-1907 гг. в деле распространения христианства в сибирском социуме.
Ключевые слова: Русская Православная Церковь, сектантство, переселенческое движение, общественно-политический дискурс, религиозная политика.
Во второй половине ХIХ – начале ХХ вв. аграрно-экологический кризис в земледельческих губерниях Европейской России, относительное перенаселение выталкивали тысячи крестьянских семей на периферию империи [1-4], что в известном смысле открывало для Русской Православной Церкви возможности распространения своего влияния вширь, а это, в свою очередь, предполагало ее интенсивную включённость в общеимперские проекты и практики колонизации.
Вовлечению Церкви в деятельность религиозно-нравственного характера в Западной Сибири и Степном крае, связанную не только с обращением в христианство аборигенного населения, а также с распространением и поддержкой религиозного чувства в православной пастве, но и преодолением алармических настроений, связанных с широким распространением религиозного индиффернтизма, предшествовал дискурс имперских экспертов: исследователей Зауралья, путешественников, чиновников переселенческого ведомства, служащих миссий, являвшихся современниками, очевидцами и непосредственными участниками колонизационного дела во второй половине ХIХ – начале ХХ вв. Формирование дискурса Русской Православной Церкви как актора аграрной колонизации восточных окраин страны происходило на фоне количественного роста крестьянских переселений в губернии Западной Сибири и области Степного края, и складывания отчётливой тенденции эскалации земледельческих практик в районах водворения мигрантов, в эпицентре которых располагались ближайшие по пути следования Тобольская и Томская губернии, а с 1870-х – 1880-х гг. Акмолинская и Семипалатинская области Степного генерал-губернаторства.
Стоит отметить, что водворение переселенцев в указанных местностях сопровождалось осознанием светских и духовных властей многих «угроз», возникавших в результате миграций, что регулярно фиксировалось и в текстах местных священнослужителей, особенно в тех районах, которые недавно вошли в ареал гражданской колонизации, и православные епархии появились там сравнительно поздно. Священник села Новоселье Тюкалинского уезда Иоанн Голошубин, составивший справочную книгу Омской епархии, отмечал, что год организации епархии (1895 г.) совпал по времени с началом переселений сюда крестьян из малоземельных губерний России, что «нарушило нормальную, тихую жизнь обширной территории» [5, с. 1].
Как отмечал автор, вместе с переселенцами, на тучных и плодородных землях юной Омской епархии, стали оседать не только раскольники и сектанты, но и штундисты, штундо-баптисты, молокане, духоборы, «…свивающие здесь довольно прочные гнёзда и имеющие успех в проповеди и влиянии на православное население» [5, с. 3]. Авторитет их настолько высок, что некоторые крестьяне (посёлок Тургеневский Тюкалинского уезда), считавшиеся ранее православными, выбросили из своих хат святые иконы [5, с. 3].
В сибирском обществе в конце ХIХ столетия были уже достаточно хорошо знакомы с каноническими протестантами – лютеранами, тогда как члены вышеназванных сообществ не были широко известны, что явилось поводом для причисления их местным духовенством в разряд сектантов и основанием для борьбы с ними.
Наиболее предметно идеологические конвенции Русской Православной Церкви в отношении данной категории протестантов транслировались на страницах сибирской епархиальной печати и рассматривались в качестве руководства к действию на местном уровне. Отметим, что епархиальная пресса Западной Сибири и Степного края, активно отражала вопросы борьбы с сектантством посредством публикации сообщений о работе и решениях миссионерских съездов. Статьи и заметки на тему сектантского движения в рамках протестантской конфессии, встраивались в круг обсуждаемых на государственном уровне проблем религиозного кризиса православия в российском обществе, становясь предметом широкого общенационального дискурса.
В 1910 г. публицистическая активность церковной печати резко увеличилась в связи с продолжавшейся реакцией на революцию 1905-1907 гг. и объявленной имперской властью кампанией против сектантов, и главным образом – баптистов и штундо-баптистов. С изданием циркуляра Министерства Внутренних Дел «О порядке проведения сектантских собраний», регулярные коммуникации сторонников сектантства могли осуществляться только внутри специальных помещений и с разрешения полиции. Строго пресекалась евангелизация несовершеннолетних и несанкционированные собрания по изучению Библии.
В антисектантскую кампанию оперативно включились и епархиальные журналисты, увидевшие в данном явлении опасность для государства и Церкви. Показательны в данном отношении программные статьи, буквально наводнившие церковную прессу в 1910 г. [6-8].
Основным мотивом антисектантских текстов стал расширенный поиск и критика врагов православия, к числу которых авторы относили не только собственно сообщества «нетерпимых» протестантов, но, главным образом подчёркивалась тесная связь между сектантами и лево-радикальными партиями, а также левой российской интеллигенцией.
Следует отметить, что в современных исследованиях существование такой «смычки» признаётся авторами со ссылкой на решение Первого съезда РСДРП в 1903 г., в резолюции которого было записано: «Сектантское движение в России, является во многих его проявлениях одним из демократических течений, направленных против существующего порядка вещей» [9, с. 21; 10, с.15].
В 1910 г., церковные публицисты, видя в баптистах серьёзную антиправославную организацию, усиление влияния сектантов связывали с подготовительной деятельностью «столпов порнографии, декаденства и всяческой нравственной грязи ‒ Горького, Андреева, Арцыбашева, Куприна и прочих… врагов, порой злобных, порой даже фанатичных и нетерпимых, готовых на гонения и преследования, но всегда и неизменно глубоко невежественных в вопросах той веры и Церкви, которую клянут и отрицают» [11, с. 563].
Автор этих строк священник Илья Фокин в один год со статьёй в Томских епархиальных ведомостях, публикует на страницах уже омского издания статью с громким названием «Клевета на людей веры и церкви», в которой вселенским злом объявил интеллигенцию, страдавшую агностицизмом: «Из двух людей ‒ религиозно-нравственнаго и атеиста-безбожника, если есть один тупой реакционер, так это, несомненно, атеист-безбожник, опустевший духом, ко всему безразличный, все отрицающий, незнающий ни каких высших ценностей и приближающийся по типу к низшему существу - к животному» [12, с. 39].
Показательно, что избранные тон и стилистика, ставшие своеобразной «визитной карточкой» церковного дискурса постреволюционного времени, переносились с известными оговорками и на «нетерпимые» конфессиональные сообщества. Риторика дезавуирования и делегитимизации «врага», отработанная в обличении атеистов леворадикального толка, автоматически переносилась на идейных противников православной веры, определяемых в категориях «темные, загнанные люди, извращающие догматы еретики» [7, с. 553].
Вместе с тем, в условиях государственной антисектантской кампании Русская Православная Церковь в Западной Сибири и Степном крае постепенно выработала достаточно рациональный алгоритм противодействия «нетерпимым», в том числе баптистам, что выражалось в следующем.
Во-первых, церковные иерархи и рядовое священство стремились разобраться с причинами эскалации сектантства во вверенных им епархиях. Можно констатировать, что они в полной мере отдавали себе отчёт в том, что приток сектантов в губернии и области региона, был связан, по крайней мере, с двумя основополагающими факторами: переселенческим движением, а также строительством и техническим обслуживанием Сибирской железной дороги.
Так, в отчёте миссионера Д. Несмеянова о состоянии сектантства в Омской епархии, фиксировалось, что таковое занесено переселенцами из Европейской России выходцами из Самарской, Тамбовской, Киевской, Астраханской, из области войска Донского, Таврической, Харьковской, Полтавской, Екатеринославской, Могилевской губерний. В результате, констатировал Несмеянов, «нет ни одного уезда, где не было бы сектантов, особенно штундо-баптистов» [13, с. 8].
Как отмечали авторы публикаций, помимо прямого переселения сектантов в общем миграционном потоке, баптисты оседали в регионе при крупных железнодорожных станциях, в результате чего формировались крупные очаги штундо-баптизма, члены которого были тесно связаны друг с другом, а также, в основном финансово, с единомышленниками в материнских колониях. В одной из заметок, посвящённой организации баптистов при железной дороге, в частности говорилось о том, что обнаружить эпицентр сектантской работы и выявить лидеров, чрезвычайно сложно, поскольку «большинство их проживает при Сибирской железной дороге, а служащие весьма часто меняют место своего служения или по домашним обстоятельствам или по распоряжению начальства, то учесть хотя бы приблизительно число инославного населения не представляется возможным». Далее следует приписка автора: «Сообщаю об этом для уяснения того, что бы было понятно, почему два-три дома сектантов совсем были не заметны» [14, с. 653].
По свидетельству Д. Несмеянова, с 1905 г. штундо-баптисты стали селиться в православных селах и деревнях, чтобы иметь постоянную возможность пропагандировать свое лжеучение: «В отдаленных от приходских храмов поселках, штундо-баптисты часто устраивают молитвенные собрания и почти силой зазывают к себе православных, лишенных возможности молиться в храмах. Положение православных очень тяжело в таких случаях...» [13, с. 13].
Тревожные сообщения корреспондента, во многом подтверждаются и официальными данными, сообразно с которыми переселения привели к образованию в границах Томской епархии центров баптизма в г. Ново-Николаевске, посёлке Васильчикове и станции Каинск, каждый из которых вёл активную пропаганду в соседних населённых пунктах, в том числе и посредством идейной обработки крестьян переселенческих посёлков, часто посещавших города и станции «…за получением пособия от переселенческих чиновников, за покупками предметов домашнего обихода на базар, за исправлением православных треб к православному священнику, с телесными болезнями в лечебницу…» [15, л. 1-2].
В епархиальной прессе практически единодушно признавалась эффективность и слаженность действий штундо-баптистских проповедников. Так, например, в Ново-Николаевске, сектанты «открыли публичное проповедывание своего вероучения, снявши квартиру под молитвенное собрание, и через местную газету оповестили население об этом и о готовящемся крещении по евангельскому учению. Эго заинтересовало публику, и народ пошел смотреть толпами службу нового вероучения» [14, с. 653]; в Каинске баптисты предпринимали экскурсии целым обществом в соседние деревни и устраивали в них торжественные моления [16, с. 981]. В дополнение к пропаганде, баптисты использовали и материальное вознаграждение как инструмент влияния на своих потенциальных адептов. Крестьянин села Карасукскаго Милай получил из Ново-Николаевска для развития баптизма в глухой деревне Сарбалык Ярковскаго прихода, куда переселилось 5 семей баптистов из России, 300 рублей деньгами и на такую же сумму товаром, открыл для удобства пропаганды в деревне лавку «…и начал щедрою рукою раздавать, вместе с выписками текстов, приводимых баптистами в защиту своего учения, и легко приобретенный товар. Первое время народ охотно внимал ему и еще более охотно разбирал безвозмездно раздаваемый товар» [16, с. 980].
В данной связи необходимо отметить, что недооценки и «шапкозакидательских» настроений в отношении иноэтничных сектантов в среде православных священников и миссионеров не было, что подтверждается рефлексией простого священства, некоторые из которых указывали, что «в материальном отношении сектанты живут много лучше православных; среди них встречаются крупные богачи и капиталисты. Городские сектанты имеют торговли, мельницы…На участках занимаются хлебопашеством и скотоводством в обширном размере…Бедных братьев поддерживают деньгами и хлебом…К чести сектантов, все они ведут трезвый образ жизни и отличаются большим трудолюбием…» [13, с. 16].
Во-вторых, учитывая изворотливость и качественную подготовку баптистских проповедников, Русская Православная Церковь при организации практик антисектантской деятельности ориентировалась на чёткий план, реализация которого была призвана снизить, а еще лучше полностью нивелировать влияние сектантов на православное население и, прежде всего, крестьян-переселенцев, число которых стремительно росло. Опасения у светских и духовных региональных властей, вызывало и воздействие сектантов (штундо-баптистов) на представителей других протестантских сообществ, характеризовавшихся устойчивой терпимостью к православию, в частности молокан, которые по свидетельству представителей православного клира «отличаются большей простотой, скромностью, вежливостью в обращении и отсутствием прочной боевой штундо-баптистской организации» [13, с. 15]. Вместе с тем, корреспонденты Омских епархиальных ведомостей, с горечью констатировали, что с 1905 г. Штундо-баптистские проповедники производят значительные опустошения среди молокан, которые все чаще переходят в баптисты, отказываясь от духовного понимания слова Божия [13, с. 16].
Одним из широко распространённых способов противодействия сектантам протестантского толка выступали практики бесед с паствой в православных храмах, которые проводились одновременно в нескольких церквях, расположенных в разных частях крупных населённых пунктов. Так, в Омске, как крупном баптистском центре, проповеди, раскрывавшие сущность лжеучения сектантов, с опорой на Священное писание, оглашались в Кафедральном соборе, Братском и Ильинском храме [17, с. 27]. Эффективность проповедей, усиливалась и далеко неоднозначной реакцией на их проповеднические усилия со стороны старожильческой части сибирского населения, достаточно индифферентной к вопросам веры. По уверению Д. Несмеянова «усилия штундо-баптистов заронить в их души искру сомнения в православии редко увенчиваются успехом. В большинстве случаев сектантские пропагандисты с позором, а иногда и с побоями изгоняются из домов и даже селений. Влиянию штундо-бантистской пропаганды подвержены, главным образом, переселенцы, особенно малороссы» [13, с. 17]. Проповеди и беседы священников являлись разнонаправленными и охватывали не только православный сегмент епархии, но и непосредственно сектантов: штундистов, баптистов, молокан и т.д. Более того, притчевые священники Томской епархии, в 1908 г. обратились к епархиальному начальству об учреждении специальной миссионерской должности в приходах, с целью разоблачения среди баптистов «лжемудрования» их лидеров [14, с. 654]. В результате, уже 3, 4 и 10 мая беседы с сектантами вел законоучитель учительского института священник Иоанн Ливанов и настолько успешно, что сектанты, чувствуя себя несостоятельными, отказались от бесед, а православные утвердились в правильности православия и в неправоте баптизма [14, с. 655].
К числу тривиальных, но продуктивных практик противостояния штундо-баптизму в епархиальных сообществах Зауралья позиционировалось заинтересованное и неформальное отношение приходских священников к любым проявлениям сектантской активности. В качестве образца, епархиальные журналисты приводили деятельность отца Павлова, протоиерея собора г. Павлодара, которой смог полностью предотвратить случаи совращения паствы в штундо-баптизм, «зорко следя за врагами православия и принимая все меры для отражения их» [13, с. 20], через внятное богослужение, собеседования, раздачу брошюр противосектантского содержания. Подобная практика рассматривалась как важная в том числе и потому, что иногда возникали обратные ситуации. Архиепископ Томский и Алтайский Макарий, высказывая опасения в связи с распространением штундо-баптизма в поселке Васильчиковым, обратил особое внимание пастырей на факт равнодушного отношения к сектантству со стороны местного священнослужителя, который «увлекшись хозяйственными и крупными торговыми предприятиями, просмотрел надвинувшуюся на его приход опасность… и тем дал возможность сектантству в его приход окрепнуть и сделаться центральным пунктом для пропаганды баптизма в соседних селениях» [18, с. 468]. В результате, священник, как проявивший крайнюю небрежность во вверенном ему пастырском служении и поставивший свои материальные расчеты выше духовных нужд своей паствы, был уволен за штат» [18, с. 468].
Отметим, что заинтересованность священников в осуществлении регулярной антисектантской работы поддерживалась не только словом, но и стимулировалась материально. Весьма показательно в этом плане было стремление Русской Православной Церкви обозначить основные приоритеты в борьбе с сектантством, с чёткой маркировкой религиозных диссидентов на «своих» (раскольников) и «чужих» (штундистов, баптистов, молокан и др.). Так, например, определением Святейшего Синода от 5 сентября 1909 г., в Томской епархии было учреждено две должности миссионеров – противосектантского и противораскольничьего. На содержание первого миссионера было ассигновано из специальных нужд по 2000 рублей в год, содержание же второго миссионера Синод отнёс на счёт местных епархиальных расходов [19, с. 561].
К разряду широко распространенных антисектантских действий также относилась организация миссионерских кружков, призванных объединить максимально большее число ревнителей православия в борьбе с сектантами. По свидетельству Д. Несмеянова, в 1910 г. (13 декабря), на станции Омск был открыт миссионерский кружок, членами которого стали 300 православных, «…члены кружка устраивают 3 раза в неделю собрания, изучают слово Божие и усваивают полемику с сектантством. Польза от миссионерского кружка громадная. Пропаганда баптистов всюду встречает энергичный отпор со стороны членов кружка… Баптисты притихли, стараются вести пропаганду негласно, но и это теперь не всегда удается: зорко следят за ними члены кружка» [13, с. 9].
И всё-таки, в отношении штундо-баптизма, распространение которого в контексте переселенческой активности крестьянства признавалось церковными предстоятелями Западной Сибири и Степного края, достигшим критической отметки, наиболее действенными способами борьбы в начале ХХ в., рассматривались меры полицейско-запретительного характера, а также неустанной финансовой поддержки региональных причтов. Так, в епархиальной печати регулярно тиражировались рекомендации властям оказывать законное содействие церкви в духовном противостоянии сектантам и особенно штундо-баптистам, учитывая то обстоятельство, что право проповеди и распространения веры по российскому уголовному законодательству, принадлежит только Православной Церкви [7, с. 554].
Также, по мнению священников, к неотложным мерам борьбы с сектантством относилось «назначение усиленного жалования причтам с сектантским населением, а там, где это жалование существовало в ничтожных размерах, требовалось его увеличение…» [13, с. 16].
Таким образом, во второй половине ХIХ – начале ХХ вв., в условиях эскалации аграрных переселений в Западную Сибирь и Степной край, являвшихся фактором внутренней колонизации восточных окраин империи, Русская Православная Церковь стремилась выстроить взаимоотношения не только с традиционным для себя православным сегментом населения региона и представителями инославных групп, но и сектантским миром. Специфическим фоном этой деятельности являлись мероприятия Столыпинской аграрной политики, усилившей миграционную активность населения в европейской части страны, а также Манифест 17 октября 1905 г., которым была объявлена веротерпимость, что существенно ограничило инструментальные возможности Русской Православной Церкви. Тем не менее, Русская Православная Церковь в губерниях и областях Зауралья оказалась способна к рекогносцировке, в ходе которой ей удалось выстроить эффективные алгоритмы сотрудничества с имперской властью в реализации религиозной политики, сохранить авторитет в глазах православной паствы, уменьшить последствия революции 1905-1907 гг. в деле распространения христианства в сибирском социуме.
Библиографический список
1. Дружинин Н.М. Русская деревня на переломе, 1861-1891 гг. М.: Наука, 1978. 287 с.
2. Симонова М.С. Проблема «оскудения Центра» и ее роль в формировании аграрной политики самодержавия в 90-х годах ΧΙΧ – начале ΧΧ вв. // Проблемы социально-экономической истории России. М., 1971. С. 236-263.
3. Рогалина Н.Л. Аграрный кризис в российской деревне начала
ХХ века // Вопросы истории. 2004. №7. С. 10-22.
4. Чуркин М.К. Об особенностях аграрного кризиса в центрально-черноземных губерниях Европейской России и возможных путях его преодоления во второй половине XIX ‒ начале XX вв. // Вестник Томского государственного педагогического университета. Сер. «Гуманитарные науки (история, этнология)». 2006. Вып.1. С.29-37.
5. Голошубин И.С. Справочная книга Омской епархии. Омск: Тип. «Иртыш», 1914. 1250 с.
6. Приемы сектантской полемики и пропаганды лжеучения // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 5. С. 26-36.
7. Меры против сектантской пропаганды // Тобольские епархиальные ведомости. 1910. № 23. С. 552-554.
8. Противосектантские беседы в городе Ново-Николаевске // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 10. С. 391-397.
9. Клибанов А.И. В.Д. Бонч-Бруевич и проблемы религиозно-общественных движений в России // Бонч-Бруевич В.Д. Избранные сочинения. Т.1.: О религии, религиозном сектантстве и церкви. М.:
АН СССР, 1959. С. 12-42.
10. Энгельштейн Л. Скопцы и Царство Небесное: скопческий путь к искуплению. М.: Новое литературное обозрение, 2022. 336 с.
11. Фокин И. Современные враги православия // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 14. С. 551-563.
12. Фокин И. Клевета на людей веры и церкви // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 4. С. 33-42.
13. Отчёт Омского епархиального противосектантского и противораскольничьего миссионера Д. Несмеянова о состоянии сектантства и раскола в Омской епархии и деятельности миссионеров за 1909 г. // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 9. С. 7-12.
14. Баптисты в Ново-Николаевске и духовная борьба с ними // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 16. С.650-658.
15. ГАТО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 3732.
16. Отчёт о состоянии расколо-сектантства в пределах Томской епархии и деятельности Томского совета Братства Св. Димитрия Митрополита Ростовского за 1910-1911 гг. // Томские епархиальные ведомости. 1911. № 19. С.972-988.
17. Отчёт Омского епархиального братства за 1909 г. // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 9. С.20-32.
18. Предложение Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Макария, Архиепископа Томского и Алтайского, от 8 июля с.г. за № 2766, Томской Духовной Консистории // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 17. С.460-476.
19. Отчёт о деятельности Томского братства Св. Дмитрия Ростовского за 1909 / 1910 гг. // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 20. С.551-568.
УДК 93/94
Свиричевская Л.И.
МГТУ им. Г.И. Носова, г. Магнитогорск
ЦЕРКОВНЫЙ ВОПРОС В СССР 1920-х гг. И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ
В МУЛЬТФИЛЬМЕ «СОВЕТСКИЕ ИГРУШКИ»
Аннотация. В статье освещается трансформация церковно-государственных отношений в период от прихода к власти большевиков в 1917 г. до завершения церковного раскола в середине 1920-х гг. Особое внимание уделяется постановке антирелигиозной пропаганды, в рамках которой «терпеливо объяснялся народу вред поповского дурмана». Делается акцент на мультфильме «Советские игрушки» 1924 г., где церковный вопрос нашёл наиболее яркое отражение. Анализируется способ подачи пропагандистского материала и конструирование желаемой модели поведения у зрителя, а также соответствие мультипликационной картины требованиям, выдвинутым Комиссией по антирелигиозной пропаганде.
Ключевые слова: история, СССР, история кинематографа, мультипликация, церковный вопрос, обновленчество, образ.
Реконструкция церковного вопроса в 1917-1920-х гг.
Октябрьская революция и утверждение власти большевиков привели к коренному изменению церковно-государственных отношений. Ключевым в данном контексте стал Декрет СНК «Об отделении церкви от государства и государства от церкви» [2]. Церковь исключалась из иерархии государственного управления, лишалась права осуществлять обучение, владеть землей. Следует подчеркнуть, что вера пока никак не ограничивалась: допускалось свободное исполнение религиозных обрядов, вне стен школы можно было обучать детей религии и пр.
Ситуация изменилась в 1922 г. Если раньше было возможно относительно мирное сосуществование церковных и государственных структур, то постановление ВЦИК от 23 февраля 1922 г. [14] привело к открытому противостоянию сторон. Согласно изданному акту, местные Советы получали указание отчуждать от церковных имуществ «все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов со специальным назначением в фонд Центральной Комиссии помощи голодающим» [13]. Решение оправдывалось необходимостью мобилизации всех ресурсов страны для борьбы с голодом в Поволжье.
Отчуждение церковного имущества вызвало волну недовольств и среди священнослужителей, и среди мирян. Постановление ВЦИК не только нарушало недавно заключенную договоренность между Патриархом и Центральной комиссией о помощи голодающим, для осуществления которой церковь обязывалась производить сбор пожертвований и направлять их в ЦК Помгол [13]. Оно еще и привело к открытому разорению церквей: члены комиссии по изъятию ценностей выполняли свою работу с безразличием, а иногда и с откровенным пренебрежением к церковным святыням, что воспринималось верующими как святотатство [23].
Тем не менее, государство не было настроено на открытую войну с церковью. Это обуславливалось двумя факторами. Во-первых, высокой степенью религиозности населения. Так, Л.Д. Троцкий писал: «против моего окна церковь. Из десяти прохожих (считая всех, в том числе детей) по крайней мере, семь, если не восемь, крестится, проходя мимо. А проходит много красноармейцев, много молодёжи» [4]. Во-вторых, определенным уровнем затрат, которые бы потребовались в условиях возникновения вооруженных столкновений.
Избрав тактику скрытой борьбы, в конце марта 1922 г. председатель Комиссии по учёту, изъятию и сосредоточению ценностей (в т.ч. церковных) Л.Д. Троцкий предложил Политбюро следующее: «…внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия» [12]. Фактически, это был первый шаг к созданию обновленческого движения церкви в СССР.
В апреле 1922 года государственное политическое управление напечатало инструкцию по координации церковного раскола [8]. В документе говорилось о необходимости создания организационной структуры духовной оппозиции и собственного журнала (впоследствии получил название «Живая церковь» [9]). Вновь созданная церковь должна была «в кругу своих близких по духу, как священников, так и мирян, разъяснять создавшееся положение и призывать их к поддержке нашего спасительного начинания» [8]. Выражаясь другими словами, оппозиционное духовенство должно было представить населению действия Патриарха Тихона как преступные и поддерживать изъятия церковных ценностей, настаивая на том, что это большая помощь голодающим Поволжья.
В мае Патриарх Тихон был арестован [22], что фактически лишило каноничную православную церковь руководства. В то же время обновленцы получили активную поддержку власти. Так, Л.Д. Троцкий в своей почто-телеграмме членам Политбюро ЦК РКП(б) от 14 мая 1922 г. поставил ряд задач, которые должны были обеспечить должное внимание и освещение в прессе осуществляемому церковному расколу [16].
Первое заявление о себе обновленцев было связано с «Усерднейшей просьбой» [28] – прошении о помиловании приговоренных к расстрелу по делу московского духовенства и верующих. Это был отличный способ расположить к себе и мирян, и церковнослужителей. Просьба послужила и предлогом для визита обновленцев к Тихону. Ссылаясь на возможность сохранить жизни заключенным, представители «Живой церкви» стремились условно обеспечить преемственность церковного управления, выдвинув при этом на должность временного главы церкви «своего» епископа. Однако Тихон наотрез отказался от предложенных кандидатур и передал церковную канцелярию выбранному им Агафангелу [7]. Идея «Живой церкви» о сохранении преемственности управления провалилась.
Обновленцы избрали другой путь и через неделю после «Усерднейшей просьбы» – в мае 1922 г. – утвердили ВЦУ (Высшее церковное управление). Новая организация приняла ведение церковных дел в России вследствие устранения Патриархом Тихоном себя от власти [11]. Подобное заявление не соответствовало действительности, т.к. Тихон, во-первых, не слагал с себя полномочий, во-вторых, обеспечил себе преемника (Агафангела). Однако публикуемые обновленцами в прессе заявления убедили большинство в обратном [6, с. 47].
Финальным аккордом обновленческого раскола стало событие 19 июля 1922 г., когда на покой был отправлен Агафангел, «за произведенную церковную смуту» [6, с. 50]. Обновленцы избавились от последнего своего противника. ВЦУ получало все полномочия осуществления церковной власти.
Однако «Живой церкви» не суждено было долго сохранять господствующее положение. Уже в 1923 году произошли существенные изменения в расстановке сил религиозного мира, внутри организации обновленцев начали возникать противоречия, а государство прекратило всяческую поддержку. Так, в июле 1923 года Патриарх Тихон подал прошение о своем освобождении из под стражи, признав свою вину в ранее враждебном отношении к советской власти [5]. Освобождение бывшего владыки вызвало сильный отток обновленцев, их возвращение в лоно канонической церкви [25]. Живая церковь, державшаяся за счет искажения публично представляемой информации и сумятицы в церковной организации, встала на первую ступень своего распада. Следующей ступенью разрушения стал съезд Живой церкви 1923 г., на котором проявилась переориентация обновленцев «в направлении перекрашивания под Православную церковь» [27] и раскол среди самих раскольников: из общей массы живоцерковников выделилась группа «Церковного Возрождения» епископа Антонина, группа «Живой церкви» Красницкого и группа «Вестника Св. Синода Православной Российской Церкви» Евдокима, сохранившая за собой правопреемственность первоначальной «Живой церкви» [27].
Государство, для которого обновленцы были инструментом для подрывания позиций канонической церкви и упрощения изъятия церковных ценностей [12], достигло своих целей и потеряло к обновленцам всяческий интерес. Более того, правительством СССР был издан ряд нормативных актов, усложнявших положение религиозных организаций. Среди подобных указов стоит отметить Циркуляр о закрытии церквей [18] и Инструкцию по регистрации православных групп и обществ [20]. Документы стали предшественниками Постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» [21] от 8 апреля 1929 г., впервые официально закрепив порядок регистрации религиозных организаций с весьма узким кругом их прав.
Протокол № 32 заседания Политбюро от 19 октября 1922 г. [19], в свою очередь, официально исключил какую-либо возможность религиозной пропаганды в прессе. Выходящие в печати 1922-1923 гг. произведения служат подтверждением нового курса государственной политики в рассматриваемой области. Так, партийный деятель И. Степанов в своей статье заявляет, что «не осталось ни одной лазейки для путанных голов» [26], а член ВЦИКа первого созыва С. Данилов в книге «Чёрное воинство…» [1] открыто пишет о причинах церковного раскола как о попытке части духовенства приспособиться к жизни при советской власти, т.к. бороться с последней духовенству более не представляется возможным.
Контекст и предпосылки создания образа церкви в мультипликационном фильме «Советские игрушки»
Наряду с документами, призванными урегулировать церковно-государственные отношения, Советы стремились создать условия, в которых станет возможно «терпеливо объяснять народу вред поповского дурмана, не оскорбляя при этом религиозного чувства» [1].
Знаковыми являются строки, написанные В.И. Лениным в его статье «О значении воинствующего материализма» [10]: «Было бы величайшей ошибкой… думать, что многомиллионные народные… массы, осужденные всем современным обществом на темноту, невежество и предрассудки, могут выбраться из этой темноты только по прямой линии чисто марксистского просвещения. Этим массам необходимо дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде…, подойти к ним и так и эдак для того, чтобы их заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон, самыми различными способами» [10]. Приведенную фразу можно назвать и обоснованием, и ориентиром для всей разворачивающейся антицерковной деятельности.
Первым нормативно-правовым актом по борьбе с «поповским дурманом» был Проект программы РКП(б) (п. 37) «О политике РКП(б) по отношению к религии» 1919 г. [17] Он содержит четкое указание о необходимости организации самой широкой научно-просветительской и антирелигиозной пропаганды. Результатом стал журнал «Революция и церковь» тиражом в 40 тыс. экземпляров, что наряду с не имеющими четкой последовательности агитационными мероприятиями на местах, руководящими органами оценивалось неудовлетворительно [3]. Возникла идея создать структуру для координации пропагандистской деятельности в рамках церковного вопроса [3]. 19 октября 1922 г. для названной цели была утверждена специальная Комиссия [19].
26 июля 1921 г. вышло Постановление Пленума ЦК РКП(б) [15], где с одной стороны, давалось указание «не выпячивать этого [церковного] вопроса на первое место» [15], с другой – говорилось о необходимости поставить антирелигиозную пропаганду на серьезный, глубокий уровень. Так определяется образ церкви в рамках агитации и вектор антирелигиозной пропаганды: доносимая информация должна быть контрастной, понятной для масс. Максимально ясно, простым языком планировалось менять мировосприятие советского народа.
Образ церкви в м/ф «Советские игрушки»
Самое яркое отражение религиозный вопрос нашел в мультипликационном фильме «Советские игрушки» [24]. Картина была отснята в 1924 году на студии Госкино советским кинорежиссером и сценаристом Дзигой Ветровым и стала одним из первых мультфильмов, созданных в СССР. Фильм представляет собой 11-минутную историю о противостоянии советского народа в лице рабочего и крестьянина с пережитками империализма в лице буржуя. Героями второго плана выступают женщина-содержанка, Красная Армия и церковь.
Посыл «Советских игрушек» можно выразить следующим образом: только объединенными усилиями советский народ сможет переломить старый строй. При этом основной акцент мультфильма делается именно на противостоянии буржуя с рабочим и крестьянином. Церковный вопрос оказывается на втором плане, точно так, как указано в Постановке антирелигиозной пропаганды [15].
Первые кадры картины занимает пиршество и развлечения буржуя. Только после того, как он удовлетворил свои плотские потребности, на экране появляются представители духовенства, которых сопровождает надпись: «Для тела, пожалуй, довольно, теперь для души [24, мин. 4,07]. Явное предпочтение мирского перед духовным началом должно было ненавязчиво, но наглядно показать зрителям, какое место в жизни представителей «старого мира» занимает церковь, насколько империалист на самом деле печется о своей душе (чревоугодие – один из смертных грехов – его явно не волнует).
Герои-священнослужители появляются в кадре одновременно с рабочим. Над головами духовенства возникают надписи: «Живая церковь» (обновленческая) и «Мертвая церковь» (каноническая). Представитель канонической ветви изображен в богато украшенном одеянии, камилавке. Обновленец одет скромно, без головного убора. Служитель «Живой церкви» первый делает несколько шагов в сторону главных героев, но, в итоге, вместе со священником «Мертвой церкви» оказывает предпочтение буржую. Таким образом, зритель видит, что различия между противостоящими сторонами только внешние. Не стоит обманываться скромностью одеяний обновленцев: в конечном итоге, и они, и приверженцы канонического культа возвращаются к привычной для себя пастве – к тем, кто готов им платить.
К слову, именно деньги служат причиной разгоревшегося конфликта между представителями двух течений. Священнослужители, которых, казалось бы, не должны заботить такие мирские суетные вещи, как финансы, устраивают потасовку из-за них, а не из-за разночтений Писания или различий в отправлении религиозного обряда. Создатель мультфильма обличает вслед за империалистом и церковников: ни первому, ни вторым нет дела до духовного.
Вместе с тем, изображается реакция наблюдающего за описанной сценой представителя пролетариата. В начале рабочий слегка потешается над разыгрывающейся перед ним картиной, в конце – заливается смехом и даже держится за живот. Зритель должен понять, что волнения в среде церковников – это не более чем фарс.
После драки, служители культа возвращаются к буржую и мирно молятся за него после подаяния. Единственное, что их по-настоящему пугает – это попытки рабочего, а чуть позже – рабочего и крестьянина – заставить капиталиста платить налоги. Стоит отметить, что один рабочий добиться налоговых отчислений так и не смог. Только после того, как к нему присоседился крестьянин, и они объединили свои усилия, империалист отдает требуемую сумму, а церковники исчезают из кадра.
Таким образом, «Советские игрушки» должны были, с одной стороны, обличить церковь перед зрителем, показать ее истинные стремления к явно мирским вещам, акцентировать внимание на ничтожности различий обновленцев и приверженцев канонов. С другой стороны, мультфильм должен был сформировать определенную модель поведения населения по отношению к церкви и ее внутренним волнениям – внушить народу безразличие к данным перипетиям.
Стоит отметить, что «Советские игрушки» безукоризненно соответствуют государственному указанию «не выпячивать» религиозный вопрос на первое место, но при этом за счёт яркого образного изображения героев, текстовых вставок «рассказывают» историю так, что она вполне способна оказать воспитательный эффект на ее зрителей.
Библиографический список
1. Данилов С. Черное воинство: отделение церкви от государства. М.: Государственное издательство, 1925. 60 с. URL: https://viewer.rusneb.ru/ru/rsl01009149883?page=5&rotate=0&theme=white;
2. Декрет СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». 23 января 1918 г. // Газета Рабочего и Крестьянского Правительства. № 15. 23.01.1918 URL: https://docs.cntd.ru/document/ 9054838.
3. Доклад П.А. Красикова. X съезд РКП (б). 10 марта 1921 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72863.
4. Докладная записка Л.Д. Троцкого в Политбюро. 9 апреля 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72948.
5. Заявление патриарха Тихона в Верховный суд РСФСР. – 16 июня 1923 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL : http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/111142.
6. Иванов С.Н. Хронология обновленческого «переворота» в русской церкви по новым архивным документам // Вестник ПСТГУ. II. История. История Русской православной церкви. 2014. № 3 (58). С. 24-60. URL: https://periodical.pstgu.ru/ru/pdf/article/2533.
7. Иванова Е.В. Патриарх Тихон в 1920-1923 годах: Аналитическая записка из Гуверовского архива // Журнал Московской Патриархии. 2007. № 11. С. 60-95. URL: http://www-old.srcc.msu.ru/bib_roc_2012/jmp/07/11-07/06.htm;
8. Инструкция ГПУ о проведении организационного заседания «московской оппозиционной группы духовенства». 11 апреля 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/74155.
9. Левитин-Краснов А.Э., Шаров В.М. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. URL: https://cloud.mail.ru/public/EvCb/CRQVETnof.
10. Ленин В.И. О значении воинствующего материализма». – 13 марта 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72870#mode/inspect/page/1/ zoom/4.
11. Письмо инициативной группы прогрессивного духовенства «Живая церковь» председателю ВЦИК М.И. Калинину. 03 (16).05.1922 г. // Акты Святейшего Патриарха Тихона, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. М., 1994. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Tihon_Belavin/akty-svjatejshego-patriarha-tihona-pozdnejshie-dokumenty-i-perepiska-o-kanonicheskom-preemstve-vysshej-tserkovnoj-vlasti/.
12. Письмо Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) Политбюро с предложениями об организации изъятия церковных ценностей, с поправками Политбюро. 17-20 марта 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 34429#mode/inspect/page/137/zoom/4.
13. Положение об участии Православной Русской Церкви в деле помощи голодающим. 1 февраля 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 36840.
14. Постановление ВЦИК «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». – 23 февраля 1922 г. Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/111420
15. Постановление Пленума «Об отношении к нарушениям пункта 13 Программы РКП(б) и постановке антирелигиозной пропаганды». 26 июля 1921 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 72868.
16. Почто-телеграмма Л.Д. Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) о воззвании группы «прогрессивного духовенства» и задачах прессы. 14 мая 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 36756.
17. Проект программы РКП(б) (п. 37) «О политике РКП(б) по отношению к религии». 19 марта 1919 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 72856.
18. Протокол 25 заседания Политбюро. Материалы к заседанию Политбюро от 16 августа 1923 г. о циркуляре о закрытии церквей. 1923. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72990.
19. Протокол 32 заседания Политбюро. Материалы к заседанию Политбюро от 19 октября 1922 г. об образовании Комиссии по антирелигиозной пропаганде. 1922 // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 72969.
20. Протокол 73 (п. 23) заседания Политбюро. Материалы к заседанию Политбюро от 26 февраля 1924 г. об инструкции по регистрации православных групп и обществ. 1924 // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.history russia.org/ru/nodes/72998/
21. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. //Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 125740.
22. Расписка Патриарха Тихона об объявлении ему приговора Московского ревтрибунала от 5 мая 1922 г. // Сб. документов: Следственное дело патриарха Тихона. М., 2000. С. 161. URL: https://azbyka.ru/otechnik/books/file/22094.
23. Русак В.С. История Российской церкви / под ред. его преосвященства Александра (Милеанта), епископа Буэнос-Айресского и Южно-Американского, 2002. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_ Tserkvi/istorija-rossijskoj-tserkvi/;
24. Советские игрушки. Госкино. 1929. URL: https://youtu.be/bT JahxcU-tg.
25. Соловьев И.В. Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических источников // «Обновленческий» раскол. Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики. М.: О-во любителей церковной истории; Изд-во Крутицкого подворья, 2002. URL: https://azbyka.ru/otechnik/sekty/obnov lencheskij-raskol/;
26. Степанов И. О церковной политике // Правда, 5 ноября 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72874.
27. Троцкий С.В. Что такое живая церковь / сост. И В Соловьев. Варшава: Синодальная тип., 1927. 82 с. URL: https://azbyka.ru/otechnik/ sekty/obnovlencheskij-raskol/2_2.
28. Ходатайство группы представителей петроградского, саратовского и московского «прогрессивного духовенства» во ВЦИК о помиловании приговоренных к расстрелу по делу московского духовенства и верующих (первоначальная редакция). 10 мая 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/36755.
ПРАКТИКИ АНТИСЕКТАНТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
И СТЕПНОМ КРАЕ В НАЧАЛЕ ХХ в.
Аннотация. В статье, на материалах официального делопроизводства и периодической печати, выявляются практики антисектантской деятельности Русской Православной Церкви в губерниях и областях Западной Сибири и Степного края в период массового аграрно-переселенческого движения начала ХХ в. В процессе исследования раскрываются причины и обстоятельства распространения сектантства (штундо-баптизма) в сообществе российских переселенцев, обосновывается содержание церковного антисектантского дискурса как реакции на религиозный индифферентизм и духовную неустойчивость народных масс. Установлено, что в рамках государственной антисектантской кампании Русская Православная Церковь в Западной Сибири и Степном крае выработала достаточно рациональный алгоритм противодействия «нетерпимым», в том числе баптистам, что выражалось в предметном поиске и объяснении причин масштабного влияния сектантов на православное население, а также конструировании чёткого плана, реализация которого была призвана первоначально снизить, а впоследствии полностью нивелировать влияние сектантов на православную паству. К числу наиболее эффективных инструментов противоборства с сектантством относилось: материальная и административная поддержка священнослужителей, проведение бесед, в том числе внебогослужебных, с прихожанами, организация кружковой деятельности. В результате Русской Православной Церкви удалось выстроить эффективные алгоритмы сотрудничества с имперской властью в реализации религиозной политики, сохранить авторитет в глазах православной паствы, уменьшить последствия революции
1905-1907 гг. в деле распространения христианства в сибирском социуме.
Ключевые слова: Русская Православная Церковь, сектантство, переселенческое движение, общественно-политический дискурс, религиозная политика.
Во второй половине ХIХ – начале ХХ вв. аграрно-экологический кризис в земледельческих губерниях Европейской России, относительное перенаселение выталкивали тысячи крестьянских семей на периферию империи [1-4], что в известном смысле открывало для Русской Православной Церкви возможности распространения своего влияния вширь, а это, в свою очередь, предполагало ее интенсивную включённость в общеимперские проекты и практики колонизации.
Вовлечению Церкви в деятельность религиозно-нравственного характера в Западной Сибири и Степном крае, связанную не только с обращением в христианство аборигенного населения, а также с распространением и поддержкой религиозного чувства в православной пастве, но и преодолением алармических настроений, связанных с широким распространением религиозного индиффернтизма, предшествовал дискурс имперских экспертов: исследователей Зауралья, путешественников, чиновников переселенческого ведомства, служащих миссий, являвшихся современниками, очевидцами и непосредственными участниками колонизационного дела во второй половине ХIХ – начале ХХ вв. Формирование дискурса Русской Православной Церкви как актора аграрной колонизации восточных окраин страны происходило на фоне количественного роста крестьянских переселений в губернии Западной Сибири и области Степного края, и складывания отчётливой тенденции эскалации земледельческих практик в районах водворения мигрантов, в эпицентре которых располагались ближайшие по пути следования Тобольская и Томская губернии, а с 1870-х – 1880-х гг. Акмолинская и Семипалатинская области Степного генерал-губернаторства.
Стоит отметить, что водворение переселенцев в указанных местностях сопровождалось осознанием светских и духовных властей многих «угроз», возникавших в результате миграций, что регулярно фиксировалось и в текстах местных священнослужителей, особенно в тех районах, которые недавно вошли в ареал гражданской колонизации, и православные епархии появились там сравнительно поздно. Священник села Новоселье Тюкалинского уезда Иоанн Голошубин, составивший справочную книгу Омской епархии, отмечал, что год организации епархии (1895 г.) совпал по времени с началом переселений сюда крестьян из малоземельных губерний России, что «нарушило нормальную, тихую жизнь обширной территории» [5, с. 1].
Как отмечал автор, вместе с переселенцами, на тучных и плодородных землях юной Омской епархии, стали оседать не только раскольники и сектанты, но и штундисты, штундо-баптисты, молокане, духоборы, «…свивающие здесь довольно прочные гнёзда и имеющие успех в проповеди и влиянии на православное население» [5, с. 3]. Авторитет их настолько высок, что некоторые крестьяне (посёлок Тургеневский Тюкалинского уезда), считавшиеся ранее православными, выбросили из своих хат святые иконы [5, с. 3].
В сибирском обществе в конце ХIХ столетия были уже достаточно хорошо знакомы с каноническими протестантами – лютеранами, тогда как члены вышеназванных сообществ не были широко известны, что явилось поводом для причисления их местным духовенством в разряд сектантов и основанием для борьбы с ними.
Наиболее предметно идеологические конвенции Русской Православной Церкви в отношении данной категории протестантов транслировались на страницах сибирской епархиальной печати и рассматривались в качестве руководства к действию на местном уровне. Отметим, что епархиальная пресса Западной Сибири и Степного края, активно отражала вопросы борьбы с сектантством посредством публикации сообщений о работе и решениях миссионерских съездов. Статьи и заметки на тему сектантского движения в рамках протестантской конфессии, встраивались в круг обсуждаемых на государственном уровне проблем религиозного кризиса православия в российском обществе, становясь предметом широкого общенационального дискурса.
В 1910 г. публицистическая активность церковной печати резко увеличилась в связи с продолжавшейся реакцией на революцию 1905-1907 гг. и объявленной имперской властью кампанией против сектантов, и главным образом – баптистов и штундо-баптистов. С изданием циркуляра Министерства Внутренних Дел «О порядке проведения сектантских собраний», регулярные коммуникации сторонников сектантства могли осуществляться только внутри специальных помещений и с разрешения полиции. Строго пресекалась евангелизация несовершеннолетних и несанкционированные собрания по изучению Библии.
В антисектантскую кампанию оперативно включились и епархиальные журналисты, увидевшие в данном явлении опасность для государства и Церкви. Показательны в данном отношении программные статьи, буквально наводнившие церковную прессу в 1910 г. [6-8].
Основным мотивом антисектантских текстов стал расширенный поиск и критика врагов православия, к числу которых авторы относили не только собственно сообщества «нетерпимых» протестантов, но, главным образом подчёркивалась тесная связь между сектантами и лево-радикальными партиями, а также левой российской интеллигенцией.
Следует отметить, что в современных исследованиях существование такой «смычки» признаётся авторами со ссылкой на решение Первого съезда РСДРП в 1903 г., в резолюции которого было записано: «Сектантское движение в России, является во многих его проявлениях одним из демократических течений, направленных против существующего порядка вещей» [9, с. 21; 10, с.15].
В 1910 г., церковные публицисты, видя в баптистах серьёзную антиправославную организацию, усиление влияния сектантов связывали с подготовительной деятельностью «столпов порнографии, декаденства и всяческой нравственной грязи ‒ Горького, Андреева, Арцыбашева, Куприна и прочих… врагов, порой злобных, порой даже фанатичных и нетерпимых, готовых на гонения и преследования, но всегда и неизменно глубоко невежественных в вопросах той веры и Церкви, которую клянут и отрицают» [11, с. 563].
Автор этих строк священник Илья Фокин в один год со статьёй в Томских епархиальных ведомостях, публикует на страницах уже омского издания статью с громким названием «Клевета на людей веры и церкви», в которой вселенским злом объявил интеллигенцию, страдавшую агностицизмом: «Из двух людей ‒ религиозно-нравственнаго и атеиста-безбожника, если есть один тупой реакционер, так это, несомненно, атеист-безбожник, опустевший духом, ко всему безразличный, все отрицающий, незнающий ни каких высших ценностей и приближающийся по типу к низшему существу - к животному» [12, с. 39].
Показательно, что избранные тон и стилистика, ставшие своеобразной «визитной карточкой» церковного дискурса постреволюционного времени, переносились с известными оговорками и на «нетерпимые» конфессиональные сообщества. Риторика дезавуирования и делегитимизации «врага», отработанная в обличении атеистов леворадикального толка, автоматически переносилась на идейных противников православной веры, определяемых в категориях «темные, загнанные люди, извращающие догматы еретики» [7, с. 553].
Вместе с тем, в условиях государственной антисектантской кампании Русская Православная Церковь в Западной Сибири и Степном крае постепенно выработала достаточно рациональный алгоритм противодействия «нетерпимым», в том числе баптистам, что выражалось в следующем.
Во-первых, церковные иерархи и рядовое священство стремились разобраться с причинами эскалации сектантства во вверенных им епархиях. Можно констатировать, что они в полной мере отдавали себе отчёт в том, что приток сектантов в губернии и области региона, был связан, по крайней мере, с двумя основополагающими факторами: переселенческим движением, а также строительством и техническим обслуживанием Сибирской железной дороги.
Так, в отчёте миссионера Д. Несмеянова о состоянии сектантства в Омской епархии, фиксировалось, что таковое занесено переселенцами из Европейской России выходцами из Самарской, Тамбовской, Киевской, Астраханской, из области войска Донского, Таврической, Харьковской, Полтавской, Екатеринославской, Могилевской губерний. В результате, констатировал Несмеянов, «нет ни одного уезда, где не было бы сектантов, особенно штундо-баптистов» [13, с. 8].
Как отмечали авторы публикаций, помимо прямого переселения сектантов в общем миграционном потоке, баптисты оседали в регионе при крупных железнодорожных станциях, в результате чего формировались крупные очаги штундо-баптизма, члены которого были тесно связаны друг с другом, а также, в основном финансово, с единомышленниками в материнских колониях. В одной из заметок, посвящённой организации баптистов при железной дороге, в частности говорилось о том, что обнаружить эпицентр сектантской работы и выявить лидеров, чрезвычайно сложно, поскольку «большинство их проживает при Сибирской железной дороге, а служащие весьма часто меняют место своего служения или по домашним обстоятельствам или по распоряжению начальства, то учесть хотя бы приблизительно число инославного населения не представляется возможным». Далее следует приписка автора: «Сообщаю об этом для уяснения того, что бы было понятно, почему два-три дома сектантов совсем были не заметны» [14, с. 653].
По свидетельству Д. Несмеянова, с 1905 г. штундо-баптисты стали селиться в православных селах и деревнях, чтобы иметь постоянную возможность пропагандировать свое лжеучение: «В отдаленных от приходских храмов поселках, штундо-баптисты часто устраивают молитвенные собрания и почти силой зазывают к себе православных, лишенных возможности молиться в храмах. Положение православных очень тяжело в таких случаях...» [13, с. 13].
Тревожные сообщения корреспондента, во многом подтверждаются и официальными данными, сообразно с которыми переселения привели к образованию в границах Томской епархии центров баптизма в г. Ново-Николаевске, посёлке Васильчикове и станции Каинск, каждый из которых вёл активную пропаганду в соседних населённых пунктах, в том числе и посредством идейной обработки крестьян переселенческих посёлков, часто посещавших города и станции «…за получением пособия от переселенческих чиновников, за покупками предметов домашнего обихода на базар, за исправлением православных треб к православному священнику, с телесными болезнями в лечебницу…» [15, л. 1-2].
В епархиальной прессе практически единодушно признавалась эффективность и слаженность действий штундо-баптистских проповедников. Так, например, в Ново-Николаевске, сектанты «открыли публичное проповедывание своего вероучения, снявши квартиру под молитвенное собрание, и через местную газету оповестили население об этом и о готовящемся крещении по евангельскому учению. Эго заинтересовало публику, и народ пошел смотреть толпами службу нового вероучения» [14, с. 653]; в Каинске баптисты предпринимали экскурсии целым обществом в соседние деревни и устраивали в них торжественные моления [16, с. 981]. В дополнение к пропаганде, баптисты использовали и материальное вознаграждение как инструмент влияния на своих потенциальных адептов. Крестьянин села Карасукскаго Милай получил из Ново-Николаевска для развития баптизма в глухой деревне Сарбалык Ярковскаго прихода, куда переселилось 5 семей баптистов из России, 300 рублей деньгами и на такую же сумму товаром, открыл для удобства пропаганды в деревне лавку «…и начал щедрою рукою раздавать, вместе с выписками текстов, приводимых баптистами в защиту своего учения, и легко приобретенный товар. Первое время народ охотно внимал ему и еще более охотно разбирал безвозмездно раздаваемый товар» [16, с. 980].
В данной связи необходимо отметить, что недооценки и «шапкозакидательских» настроений в отношении иноэтничных сектантов в среде православных священников и миссионеров не было, что подтверждается рефлексией простого священства, некоторые из которых указывали, что «в материальном отношении сектанты живут много лучше православных; среди них встречаются крупные богачи и капиталисты. Городские сектанты имеют торговли, мельницы…На участках занимаются хлебопашеством и скотоводством в обширном размере…Бедных братьев поддерживают деньгами и хлебом…К чести сектантов, все они ведут трезвый образ жизни и отличаются большим трудолюбием…» [13, с. 16].
Во-вторых, учитывая изворотливость и качественную подготовку баптистских проповедников, Русская Православная Церковь при организации практик антисектантской деятельности ориентировалась на чёткий план, реализация которого была призвана снизить, а еще лучше полностью нивелировать влияние сектантов на православное население и, прежде всего, крестьян-переселенцев, число которых стремительно росло. Опасения у светских и духовных региональных властей, вызывало и воздействие сектантов (штундо-баптистов) на представителей других протестантских сообществ, характеризовавшихся устойчивой терпимостью к православию, в частности молокан, которые по свидетельству представителей православного клира «отличаются большей простотой, скромностью, вежливостью в обращении и отсутствием прочной боевой штундо-баптистской организации» [13, с. 15]. Вместе с тем, корреспонденты Омских епархиальных ведомостей, с горечью констатировали, что с 1905 г. Штундо-баптистские проповедники производят значительные опустошения среди молокан, которые все чаще переходят в баптисты, отказываясь от духовного понимания слова Божия [13, с. 16].
Одним из широко распространённых способов противодействия сектантам протестантского толка выступали практики бесед с паствой в православных храмах, которые проводились одновременно в нескольких церквях, расположенных в разных частях крупных населённых пунктов. Так, в Омске, как крупном баптистском центре, проповеди, раскрывавшие сущность лжеучения сектантов, с опорой на Священное писание, оглашались в Кафедральном соборе, Братском и Ильинском храме [17, с. 27]. Эффективность проповедей, усиливалась и далеко неоднозначной реакцией на их проповеднические усилия со стороны старожильческой части сибирского населения, достаточно индифферентной к вопросам веры. По уверению Д. Несмеянова «усилия штундо-баптистов заронить в их души искру сомнения в православии редко увенчиваются успехом. В большинстве случаев сектантские пропагандисты с позором, а иногда и с побоями изгоняются из домов и даже селений. Влиянию штундо-бантистской пропаганды подвержены, главным образом, переселенцы, особенно малороссы» [13, с. 17]. Проповеди и беседы священников являлись разнонаправленными и охватывали не только православный сегмент епархии, но и непосредственно сектантов: штундистов, баптистов, молокан и т.д. Более того, притчевые священники Томской епархии, в 1908 г. обратились к епархиальному начальству об учреждении специальной миссионерской должности в приходах, с целью разоблачения среди баптистов «лжемудрования» их лидеров [14, с. 654]. В результате, уже 3, 4 и 10 мая беседы с сектантами вел законоучитель учительского института священник Иоанн Ливанов и настолько успешно, что сектанты, чувствуя себя несостоятельными, отказались от бесед, а православные утвердились в правильности православия и в неправоте баптизма [14, с. 655].
К числу тривиальных, но продуктивных практик противостояния штундо-баптизму в епархиальных сообществах Зауралья позиционировалось заинтересованное и неформальное отношение приходских священников к любым проявлениям сектантской активности. В качестве образца, епархиальные журналисты приводили деятельность отца Павлова, протоиерея собора г. Павлодара, которой смог полностью предотвратить случаи совращения паствы в штундо-баптизм, «зорко следя за врагами православия и принимая все меры для отражения их» [13, с. 20], через внятное богослужение, собеседования, раздачу брошюр противосектантского содержания. Подобная практика рассматривалась как важная в том числе и потому, что иногда возникали обратные ситуации. Архиепископ Томский и Алтайский Макарий, высказывая опасения в связи с распространением штундо-баптизма в поселке Васильчиковым, обратил особое внимание пастырей на факт равнодушного отношения к сектантству со стороны местного священнослужителя, который «увлекшись хозяйственными и крупными торговыми предприятиями, просмотрел надвинувшуюся на его приход опасность… и тем дал возможность сектантству в его приход окрепнуть и сделаться центральным пунктом для пропаганды баптизма в соседних селениях» [18, с. 468]. В результате, священник, как проявивший крайнюю небрежность во вверенном ему пастырском служении и поставивший свои материальные расчеты выше духовных нужд своей паствы, был уволен за штат» [18, с. 468].
Отметим, что заинтересованность священников в осуществлении регулярной антисектантской работы поддерживалась не только словом, но и стимулировалась материально. Весьма показательно в этом плане было стремление Русской Православной Церкви обозначить основные приоритеты в борьбе с сектантством, с чёткой маркировкой религиозных диссидентов на «своих» (раскольников) и «чужих» (штундистов, баптистов, молокан и др.). Так, например, определением Святейшего Синода от 5 сентября 1909 г., в Томской епархии было учреждено две должности миссионеров – противосектантского и противораскольничьего. На содержание первого миссионера было ассигновано из специальных нужд по 2000 рублей в год, содержание же второго миссионера Синод отнёс на счёт местных епархиальных расходов [19, с. 561].
К разряду широко распространенных антисектантских действий также относилась организация миссионерских кружков, призванных объединить максимально большее число ревнителей православия в борьбе с сектантами. По свидетельству Д. Несмеянова, в 1910 г. (13 декабря), на станции Омск был открыт миссионерский кружок, членами которого стали 300 православных, «…члены кружка устраивают 3 раза в неделю собрания, изучают слово Божие и усваивают полемику с сектантством. Польза от миссионерского кружка громадная. Пропаганда баптистов всюду встречает энергичный отпор со стороны членов кружка… Баптисты притихли, стараются вести пропаганду негласно, но и это теперь не всегда удается: зорко следят за ними члены кружка» [13, с. 9].
И всё-таки, в отношении штундо-баптизма, распространение которого в контексте переселенческой активности крестьянства признавалось церковными предстоятелями Западной Сибири и Степного края, достигшим критической отметки, наиболее действенными способами борьбы в начале ХХ в., рассматривались меры полицейско-запретительного характера, а также неустанной финансовой поддержки региональных причтов. Так, в епархиальной печати регулярно тиражировались рекомендации властям оказывать законное содействие церкви в духовном противостоянии сектантам и особенно штундо-баптистам, учитывая то обстоятельство, что право проповеди и распространения веры по российскому уголовному законодательству, принадлежит только Православной Церкви [7, с. 554].
Также, по мнению священников, к неотложным мерам борьбы с сектантством относилось «назначение усиленного жалования причтам с сектантским населением, а там, где это жалование существовало в ничтожных размерах, требовалось его увеличение…» [13, с. 16].
Таким образом, во второй половине ХIХ – начале ХХ вв., в условиях эскалации аграрных переселений в Западную Сибирь и Степной край, являвшихся фактором внутренней колонизации восточных окраин империи, Русская Православная Церковь стремилась выстроить взаимоотношения не только с традиционным для себя православным сегментом населения региона и представителями инославных групп, но и сектантским миром. Специфическим фоном этой деятельности являлись мероприятия Столыпинской аграрной политики, усилившей миграционную активность населения в европейской части страны, а также Манифест 17 октября 1905 г., которым была объявлена веротерпимость, что существенно ограничило инструментальные возможности Русской Православной Церкви. Тем не менее, Русская Православная Церковь в губерниях и областях Зауралья оказалась способна к рекогносцировке, в ходе которой ей удалось выстроить эффективные алгоритмы сотрудничества с имперской властью в реализации религиозной политики, сохранить авторитет в глазах православной паствы, уменьшить последствия революции 1905-1907 гг. в деле распространения христианства в сибирском социуме.
Библиографический список
1. Дружинин Н.М. Русская деревня на переломе, 1861-1891 гг. М.: Наука, 1978. 287 с.
2. Симонова М.С. Проблема «оскудения Центра» и ее роль в формировании аграрной политики самодержавия в 90-х годах ΧΙΧ – начале ΧΧ вв. // Проблемы социально-экономической истории России. М., 1971. С. 236-263.
3. Рогалина Н.Л. Аграрный кризис в российской деревне начала
ХХ века // Вопросы истории. 2004. №7. С. 10-22.
4. Чуркин М.К. Об особенностях аграрного кризиса в центрально-черноземных губерниях Европейской России и возможных путях его преодоления во второй половине XIX ‒ начале XX вв. // Вестник Томского государственного педагогического университета. Сер. «Гуманитарные науки (история, этнология)». 2006. Вып.1. С.29-37.
5. Голошубин И.С. Справочная книга Омской епархии. Омск: Тип. «Иртыш», 1914. 1250 с.
6. Приемы сектантской полемики и пропаганды лжеучения // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 5. С. 26-36.
7. Меры против сектантской пропаганды // Тобольские епархиальные ведомости. 1910. № 23. С. 552-554.
8. Противосектантские беседы в городе Ново-Николаевске // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 10. С. 391-397.
9. Клибанов А.И. В.Д. Бонч-Бруевич и проблемы религиозно-общественных движений в России // Бонч-Бруевич В.Д. Избранные сочинения. Т.1.: О религии, религиозном сектантстве и церкви. М.:
АН СССР, 1959. С. 12-42.
10. Энгельштейн Л. Скопцы и Царство Небесное: скопческий путь к искуплению. М.: Новое литературное обозрение, 2022. 336 с.
11. Фокин И. Современные враги православия // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 14. С. 551-563.
12. Фокин И. Клевета на людей веры и церкви // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 4. С. 33-42.
13. Отчёт Омского епархиального противосектантского и противораскольничьего миссионера Д. Несмеянова о состоянии сектантства и раскола в Омской епархии и деятельности миссионеров за 1909 г. // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 9. С. 7-12.
14. Баптисты в Ново-Николаевске и духовная борьба с ними // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 16. С.650-658.
15. ГАТО. Ф. 170. Оп. 1. Д. 3732.
16. Отчёт о состоянии расколо-сектантства в пределах Томской епархии и деятельности Томского совета Братства Св. Димитрия Митрополита Ростовского за 1910-1911 гг. // Томские епархиальные ведомости. 1911. № 19. С.972-988.
17. Отчёт Омского епархиального братства за 1909 г. // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 9. С.20-32.
18. Предложение Его Высокопреосвященства, Высокопреосвященнейшего Макария, Архиепископа Томского и Алтайского, от 8 июля с.г. за № 2766, Томской Духовной Консистории // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 17. С.460-476.
19. Отчёт о деятельности Томского братства Св. Дмитрия Ростовского за 1909 / 1910 гг. // Томские епархиальные ведомости. 1910. № 20. С.551-568.
УДК 93/94
Свиричевская Л.И.
МГТУ им. Г.И. Носова, г. Магнитогорск
ЦЕРКОВНЫЙ ВОПРОС В СССР 1920-х гг. И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ
В МУЛЬТФИЛЬМЕ «СОВЕТСКИЕ ИГРУШКИ»
Аннотация. В статье освещается трансформация церковно-государственных отношений в период от прихода к власти большевиков в 1917 г. до завершения церковного раскола в середине 1920-х гг. Особое внимание уделяется постановке антирелигиозной пропаганды, в рамках которой «терпеливо объяснялся народу вред поповского дурмана». Делается акцент на мультфильме «Советские игрушки» 1924 г., где церковный вопрос нашёл наиболее яркое отражение. Анализируется способ подачи пропагандистского материала и конструирование желаемой модели поведения у зрителя, а также соответствие мультипликационной картины требованиям, выдвинутым Комиссией по антирелигиозной пропаганде.
Ключевые слова: история, СССР, история кинематографа, мультипликация, церковный вопрос, обновленчество, образ.
Реконструкция церковного вопроса в 1917-1920-х гг.
Октябрьская революция и утверждение власти большевиков привели к коренному изменению церковно-государственных отношений. Ключевым в данном контексте стал Декрет СНК «Об отделении церкви от государства и государства от церкви» [2]. Церковь исключалась из иерархии государственного управления, лишалась права осуществлять обучение, владеть землей. Следует подчеркнуть, что вера пока никак не ограничивалась: допускалось свободное исполнение религиозных обрядов, вне стен школы можно было обучать детей религии и пр.
Ситуация изменилась в 1922 г. Если раньше было возможно относительно мирное сосуществование церковных и государственных структур, то постановление ВЦИК от 23 февраля 1922 г. [14] привело к открытому противостоянию сторон. Согласно изданному акту, местные Советы получали указание отчуждать от церковных имуществ «все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов со специальным назначением в фонд Центральной Комиссии помощи голодающим» [13]. Решение оправдывалось необходимостью мобилизации всех ресурсов страны для борьбы с голодом в Поволжье.
Отчуждение церковного имущества вызвало волну недовольств и среди священнослужителей, и среди мирян. Постановление ВЦИК не только нарушало недавно заключенную договоренность между Патриархом и Центральной комиссией о помощи голодающим, для осуществления которой церковь обязывалась производить сбор пожертвований и направлять их в ЦК Помгол [13]. Оно еще и привело к открытому разорению церквей: члены комиссии по изъятию ценностей выполняли свою работу с безразличием, а иногда и с откровенным пренебрежением к церковным святыням, что воспринималось верующими как святотатство [23].
Тем не менее, государство не было настроено на открытую войну с церковью. Это обуславливалось двумя факторами. Во-первых, высокой степенью религиозности населения. Так, Л.Д. Троцкий писал: «против моего окна церковь. Из десяти прохожих (считая всех, в том числе детей) по крайней мере, семь, если не восемь, крестится, проходя мимо. А проходит много красноармейцев, много молодёжи» [4]. Во-вторых, определенным уровнем затрат, которые бы потребовались в условиях возникновения вооруженных столкновений.
Избрав тактику скрытой борьбы, в конце марта 1922 г. председатель Комиссии по учёту, изъятию и сосредоточению ценностей (в т.ч. церковных) Л.Д. Троцкий предложил Политбюро следующее: «…внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия» [12]. Фактически, это был первый шаг к созданию обновленческого движения церкви в СССР.
В апреле 1922 года государственное политическое управление напечатало инструкцию по координации церковного раскола [8]. В документе говорилось о необходимости создания организационной структуры духовной оппозиции и собственного журнала (впоследствии получил название «Живая церковь» [9]). Вновь созданная церковь должна была «в кругу своих близких по духу, как священников, так и мирян, разъяснять создавшееся положение и призывать их к поддержке нашего спасительного начинания» [8]. Выражаясь другими словами, оппозиционное духовенство должно было представить населению действия Патриарха Тихона как преступные и поддерживать изъятия церковных ценностей, настаивая на том, что это большая помощь голодающим Поволжья.
В мае Патриарх Тихон был арестован [22], что фактически лишило каноничную православную церковь руководства. В то же время обновленцы получили активную поддержку власти. Так, Л.Д. Троцкий в своей почто-телеграмме членам Политбюро ЦК РКП(б) от 14 мая 1922 г. поставил ряд задач, которые должны были обеспечить должное внимание и освещение в прессе осуществляемому церковному расколу [16].
Первое заявление о себе обновленцев было связано с «Усерднейшей просьбой» [28] – прошении о помиловании приговоренных к расстрелу по делу московского духовенства и верующих. Это был отличный способ расположить к себе и мирян, и церковнослужителей. Просьба послужила и предлогом для визита обновленцев к Тихону. Ссылаясь на возможность сохранить жизни заключенным, представители «Живой церкви» стремились условно обеспечить преемственность церковного управления, выдвинув при этом на должность временного главы церкви «своего» епископа. Однако Тихон наотрез отказался от предложенных кандидатур и передал церковную канцелярию выбранному им Агафангелу [7]. Идея «Живой церкви» о сохранении преемственности управления провалилась.
Обновленцы избрали другой путь и через неделю после «Усерднейшей просьбы» – в мае 1922 г. – утвердили ВЦУ (Высшее церковное управление). Новая организация приняла ведение церковных дел в России вследствие устранения Патриархом Тихоном себя от власти [11]. Подобное заявление не соответствовало действительности, т.к. Тихон, во-первых, не слагал с себя полномочий, во-вторых, обеспечил себе преемника (Агафангела). Однако публикуемые обновленцами в прессе заявления убедили большинство в обратном [6, с. 47].
Финальным аккордом обновленческого раскола стало событие 19 июля 1922 г., когда на покой был отправлен Агафангел, «за произведенную церковную смуту» [6, с. 50]. Обновленцы избавились от последнего своего противника. ВЦУ получало все полномочия осуществления церковной власти.
Однако «Живой церкви» не суждено было долго сохранять господствующее положение. Уже в 1923 году произошли существенные изменения в расстановке сил религиозного мира, внутри организации обновленцев начали возникать противоречия, а государство прекратило всяческую поддержку. Так, в июле 1923 года Патриарх Тихон подал прошение о своем освобождении из под стражи, признав свою вину в ранее враждебном отношении к советской власти [5]. Освобождение бывшего владыки вызвало сильный отток обновленцев, их возвращение в лоно канонической церкви [25]. Живая церковь, державшаяся за счет искажения публично представляемой информации и сумятицы в церковной организации, встала на первую ступень своего распада. Следующей ступенью разрушения стал съезд Живой церкви 1923 г., на котором проявилась переориентация обновленцев «в направлении перекрашивания под Православную церковь» [27] и раскол среди самих раскольников: из общей массы живоцерковников выделилась группа «Церковного Возрождения» епископа Антонина, группа «Живой церкви» Красницкого и группа «Вестника Св. Синода Православной Российской Церкви» Евдокима, сохранившая за собой правопреемственность первоначальной «Живой церкви» [27].
Государство, для которого обновленцы были инструментом для подрывания позиций канонической церкви и упрощения изъятия церковных ценностей [12], достигло своих целей и потеряло к обновленцам всяческий интерес. Более того, правительством СССР был издан ряд нормативных актов, усложнявших положение религиозных организаций. Среди подобных указов стоит отметить Циркуляр о закрытии церквей [18] и Инструкцию по регистрации православных групп и обществ [20]. Документы стали предшественниками Постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» [21] от 8 апреля 1929 г., впервые официально закрепив порядок регистрации религиозных организаций с весьма узким кругом их прав.
Протокол № 32 заседания Политбюро от 19 октября 1922 г. [19], в свою очередь, официально исключил какую-либо возможность религиозной пропаганды в прессе. Выходящие в печати 1922-1923 гг. произведения служат подтверждением нового курса государственной политики в рассматриваемой области. Так, партийный деятель И. Степанов в своей статье заявляет, что «не осталось ни одной лазейки для путанных голов» [26], а член ВЦИКа первого созыва С. Данилов в книге «Чёрное воинство…» [1] открыто пишет о причинах церковного раскола как о попытке части духовенства приспособиться к жизни при советской власти, т.к. бороться с последней духовенству более не представляется возможным.
Контекст и предпосылки создания образа церкви в мультипликационном фильме «Советские игрушки»
Наряду с документами, призванными урегулировать церковно-государственные отношения, Советы стремились создать условия, в которых станет возможно «терпеливо объяснять народу вред поповского дурмана, не оскорбляя при этом религиозного чувства» [1].
Знаковыми являются строки, написанные В.И. Лениным в его статье «О значении воинствующего материализма» [10]: «Было бы величайшей ошибкой… думать, что многомиллионные народные… массы, осужденные всем современным обществом на темноту, невежество и предрассудки, могут выбраться из этой темноты только по прямой линии чисто марксистского просвещения. Этим массам необходимо дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде…, подойти к ним и так и эдак для того, чтобы их заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон, самыми различными способами» [10]. Приведенную фразу можно назвать и обоснованием, и ориентиром для всей разворачивающейся антицерковной деятельности.
Первым нормативно-правовым актом по борьбе с «поповским дурманом» был Проект программы РКП(б) (п. 37) «О политике РКП(б) по отношению к религии» 1919 г. [17] Он содержит четкое указание о необходимости организации самой широкой научно-просветительской и антирелигиозной пропаганды. Результатом стал журнал «Революция и церковь» тиражом в 40 тыс. экземпляров, что наряду с не имеющими четкой последовательности агитационными мероприятиями на местах, руководящими органами оценивалось неудовлетворительно [3]. Возникла идея создать структуру для координации пропагандистской деятельности в рамках церковного вопроса [3]. 19 октября 1922 г. для названной цели была утверждена специальная Комиссия [19].
26 июля 1921 г. вышло Постановление Пленума ЦК РКП(б) [15], где с одной стороны, давалось указание «не выпячивать этого [церковного] вопроса на первое место» [15], с другой – говорилось о необходимости поставить антирелигиозную пропаганду на серьезный, глубокий уровень. Так определяется образ церкви в рамках агитации и вектор антирелигиозной пропаганды: доносимая информация должна быть контрастной, понятной для масс. Максимально ясно, простым языком планировалось менять мировосприятие советского народа.
Образ церкви в м/ф «Советские игрушки»
Самое яркое отражение религиозный вопрос нашел в мультипликационном фильме «Советские игрушки» [24]. Картина была отснята в 1924 году на студии Госкино советским кинорежиссером и сценаристом Дзигой Ветровым и стала одним из первых мультфильмов, созданных в СССР. Фильм представляет собой 11-минутную историю о противостоянии советского народа в лице рабочего и крестьянина с пережитками империализма в лице буржуя. Героями второго плана выступают женщина-содержанка, Красная Армия и церковь.
Посыл «Советских игрушек» можно выразить следующим образом: только объединенными усилиями советский народ сможет переломить старый строй. При этом основной акцент мультфильма делается именно на противостоянии буржуя с рабочим и крестьянином. Церковный вопрос оказывается на втором плане, точно так, как указано в Постановке антирелигиозной пропаганды [15].
Первые кадры картины занимает пиршество и развлечения буржуя. Только после того, как он удовлетворил свои плотские потребности, на экране появляются представители духовенства, которых сопровождает надпись: «Для тела, пожалуй, довольно, теперь для души [24, мин. 4,07]. Явное предпочтение мирского перед духовным началом должно было ненавязчиво, но наглядно показать зрителям, какое место в жизни представителей «старого мира» занимает церковь, насколько империалист на самом деле печется о своей душе (чревоугодие – один из смертных грехов – его явно не волнует).
Герои-священнослужители появляются в кадре одновременно с рабочим. Над головами духовенства возникают надписи: «Живая церковь» (обновленческая) и «Мертвая церковь» (каноническая). Представитель канонической ветви изображен в богато украшенном одеянии, камилавке. Обновленец одет скромно, без головного убора. Служитель «Живой церкви» первый делает несколько шагов в сторону главных героев, но, в итоге, вместе со священником «Мертвой церкви» оказывает предпочтение буржую. Таким образом, зритель видит, что различия между противостоящими сторонами только внешние. Не стоит обманываться скромностью одеяний обновленцев: в конечном итоге, и они, и приверженцы канонического культа возвращаются к привычной для себя пастве – к тем, кто готов им платить.
К слову, именно деньги служат причиной разгоревшегося конфликта между представителями двух течений. Священнослужители, которых, казалось бы, не должны заботить такие мирские суетные вещи, как финансы, устраивают потасовку из-за них, а не из-за разночтений Писания или различий в отправлении религиозного обряда. Создатель мультфильма обличает вслед за империалистом и церковников: ни первому, ни вторым нет дела до духовного.
Вместе с тем, изображается реакция наблюдающего за описанной сценой представителя пролетариата. В начале рабочий слегка потешается над разыгрывающейся перед ним картиной, в конце – заливается смехом и даже держится за живот. Зритель должен понять, что волнения в среде церковников – это не более чем фарс.
После драки, служители культа возвращаются к буржую и мирно молятся за него после подаяния. Единственное, что их по-настоящему пугает – это попытки рабочего, а чуть позже – рабочего и крестьянина – заставить капиталиста платить налоги. Стоит отметить, что один рабочий добиться налоговых отчислений так и не смог. Только после того, как к нему присоседился крестьянин, и они объединили свои усилия, империалист отдает требуемую сумму, а церковники исчезают из кадра.
Таким образом, «Советские игрушки» должны были, с одной стороны, обличить церковь перед зрителем, показать ее истинные стремления к явно мирским вещам, акцентировать внимание на ничтожности различий обновленцев и приверженцев канонов. С другой стороны, мультфильм должен был сформировать определенную модель поведения населения по отношению к церкви и ее внутренним волнениям – внушить народу безразличие к данным перипетиям.
Стоит отметить, что «Советские игрушки» безукоризненно соответствуют государственному указанию «не выпячивать» религиозный вопрос на первое место, но при этом за счёт яркого образного изображения героев, текстовых вставок «рассказывают» историю так, что она вполне способна оказать воспитательный эффект на ее зрителей.
Библиографический список
1. Данилов С. Черное воинство: отделение церкви от государства. М.: Государственное издательство, 1925. 60 с. URL: https://viewer.rusneb.ru/ru/rsl01009149883?page=5&rotate=0&theme=white;
2. Декрет СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». 23 января 1918 г. // Газета Рабочего и Крестьянского Правительства. № 15. 23.01.1918 URL: https://docs.cntd.ru/document/ 9054838.
3. Доклад П.А. Красикова. X съезд РКП (б). 10 марта 1921 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72863.
4. Докладная записка Л.Д. Троцкого в Политбюро. 9 апреля 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72948.
5. Заявление патриарха Тихона в Верховный суд РСФСР. – 16 июня 1923 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL : http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/111142.
6. Иванов С.Н. Хронология обновленческого «переворота» в русской церкви по новым архивным документам // Вестник ПСТГУ. II. История. История Русской православной церкви. 2014. № 3 (58). С. 24-60. URL: https://periodical.pstgu.ru/ru/pdf/article/2533.
7. Иванова Е.В. Патриарх Тихон в 1920-1923 годах: Аналитическая записка из Гуверовского архива // Журнал Московской Патриархии. 2007. № 11. С. 60-95. URL: http://www-old.srcc.msu.ru/bib_roc_2012/jmp/07/11-07/06.htm;
8. Инструкция ГПУ о проведении организационного заседания «московской оппозиционной группы духовенства». 11 апреля 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/74155.
9. Левитин-Краснов А.Э., Шаров В.М. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 1996. URL: https://cloud.mail.ru/public/EvCb/CRQVETnof.
10. Ленин В.И. О значении воинствующего материализма». – 13 марта 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72870#mode/inspect/page/1/ zoom/4.
11. Письмо инициативной группы прогрессивного духовенства «Живая церковь» председателю ВЦИК М.И. Калинину. 03 (16).05.1922 г. // Акты Святейшего Патриарха Тихона, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. М., 1994. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Tihon_Belavin/akty-svjatejshego-patriarha-tihona-pozdnejshie-dokumenty-i-perepiska-o-kanonicheskom-preemstve-vysshej-tserkovnoj-vlasti/.
12. Письмо Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) Политбюро с предложениями об организации изъятия церковных ценностей, с поправками Политбюро. 17-20 марта 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 34429#mode/inspect/page/137/zoom/4.
13. Положение об участии Православной Русской Церкви в деле помощи голодающим. 1 февраля 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 36840.
14. Постановление ВЦИК «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». – 23 февраля 1922 г. Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/111420
15. Постановление Пленума «Об отношении к нарушениям пункта 13 Программы РКП(б) и постановке антирелигиозной пропаганды». 26 июля 1921 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 72868.
16. Почто-телеграмма Л.Д. Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) о воззвании группы «прогрессивного духовенства» и задачах прессы. 14 мая 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 36756.
17. Проект программы РКП(б) (п. 37) «О политике РКП(б) по отношению к религии». 19 марта 1919 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 72856.
18. Протокол 25 заседания Политбюро. Материалы к заседанию Политбюро от 16 августа 1923 г. о циркуляре о закрытии церквей. 1923. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72990.
19. Протокол 32 заседания Политбюро. Материалы к заседанию Политбюро от 19 октября 1922 г. об образовании Комиссии по антирелигиозной пропаганде. 1922 // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 72969.
20. Протокол 73 (п. 23) заседания Политбюро. Материалы к заседанию Политбюро от 26 февраля 1924 г. об инструкции по регистрации православных групп и обществ. 1924 // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.history russia.org/ru/nodes/72998/
21. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. //Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/ 125740.
22. Расписка Патриарха Тихона об объявлении ему приговора Московского ревтрибунала от 5 мая 1922 г. // Сб. документов: Следственное дело патриарха Тихона. М., 2000. С. 161. URL: https://azbyka.ru/otechnik/books/file/22094.
23. Русак В.С. История Российской церкви / под ред. его преосвященства Александра (Милеанта), епископа Буэнос-Айресского и Южно-Американского, 2002. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Istorija_ Tserkvi/istorija-rossijskoj-tserkvi/;
24. Советские игрушки. Госкино. 1929. URL: https://youtu.be/bT JahxcU-tg.
25. Соловьев И.В. Краткая история т.н. «обновленческого раскола» в Православной Российской Церкви в свете новых опубликованных исторических источников // «Обновленческий» раскол. Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики. М.: О-во любителей церковной истории; Изд-во Крутицкого подворья, 2002. URL: https://azbyka.ru/otechnik/sekty/obnov lencheskij-raskol/;
26. Степанов И. О церковной политике // Правда, 5 ноября 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/72874.
27. Троцкий С.В. Что такое живая церковь / сост. И В Соловьев. Варшава: Синодальная тип., 1927. 82 с. URL: https://azbyka.ru/otechnik/ sekty/obnovlencheskij-raskol/2_2.
28. Ходатайство группы представителей петроградского, саратовского и московского «прогрессивного духовенства» во ВЦИК о помиловании приговоренных к расстрелу по делу московского духовенства и верующих (первоначальная редакция). 10 мая 1922 г. // Электронная библиотека исторических документов Федерального историко-документального просветительского портала. URL: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/36755.
